В этот момент снова выбегаем к развилке. Перед нами три новых пути. Вопрос, куда бежать?

— Там и там, — указывает Лиси, — чувствую приближающихся уули. Много уули.

— Значит, туда точно не идем, — констатирую я. — Остается выбрать меж двух проходов.

— Оттуда веет свежим более прохладным воздухом, — Закко показывает на крайний левый и более узкий лаз.

Туда мы и лезем.

Благо, после узкой части, проход становится просторней. В нем можно выпрямиться в полный рост и ускориться. Впереди, после изгиба туннеля, замечаем яркое пятно выхода из пещеры. Это радует.

Выход оказывается широким и высоким, но на большую половину завален сугробом. Приходится взбираться по рыхлой снежной горке.

Оказавшись на вершине, на границе выхода, натыкаемся на здоровую зубастую и клыкастую харю с бивнями на уровне наших лиц. Она пялится на нас и облизывается.

— Опять⁈ — психует Закко.

Глава 43(2)

— Кабздец! — выдыхает Гон-Донн.

— Он самый! — подтверждает Писс-Дум.

Все это троица выдает почти одновременно. Остальные же просто застывают, уставившись на мохнатую кабанью харю.

Кассец лютый высокогорный — 38 уровень.

Белая и мохнатая гора мяса выглядит действительно люто. Хоть форма головы с ее тупым носом, клыками и бивнями напоминает кабанью, но несколько массивных, коротких рогов на переносице и мощная туша, размером с корову, показывают, что эта животина никакого отношения к кабану не имеет. Тело словно от сильного и стремительного атлета животного происхождения. Чем-то напоминает волчье. Или лисье, только большое и с гипертрофированными мышцами, чьи толстые канаты и жгуты заметно перекатываются под густой белой шерстью. Песец какой-то!

Тварь, рассмотрев нас внимательней, от радости раскрывает свою пасть чуть шире. Слюни текут рекой.

— Да, задрали все! — психую уже я, так же как и Закко.

Не, ну, реально, почему снова перед выходом из пещеры нас поджидает какая-то тварь?

В отличие от полудроу, мой псих не заканчивается лишь одним высказыванием. Срываю со спины шкуру северного махтунга, которым управляет краказю, и бросаю на кабанью харю.

Глаза летящего Ктулху выражают полное непонимание ситуации. Они так и кричат: «Хозяин, ты ничего не перепутал⁈ Ты ж обычно пернатым химероидом бросаешься! За что ты так со мной⁈»

Харя же, удивляясь наглости и глупой смелости небольшого существа, что замахнулось рукой на гиганта и швыряется какой-то тряпкой, даже меры принять не успевает. Шкура очень широкая. И она накрывает мохнатым покрывалом всю морду зверюги. Некоторые клыки, бивни, и рога пробивают ее насквозь, но это лишь только делает хуже самому монстру, превращая «тряпку» в намордник.

Кассец не может раскрыть пасть. Сил челюстей не хватает, чтобы растянуть шкуру северного махтунга, которую удерживают бивни, клыки и рога. Зверюге лишь остается глухо реветь. И трясти башкой. Ей ничего не видно. Дышать тяжело. Скушать ничего не получается.

«Люди — садюги!» — так и читается в рыке существа.

— В стороны! — командую я, когда кассец начинает загребать ногами.

Вовремя.

Мы успеваем отпрыгнуть по сторонам. И пока скатываемся со снежной горки, наваленной у входа в пещеру, в нее влетает зверюга. Она словно волнорез, пронзает сугроб, раскидывая его в стороны, и на скорости влетает под свод. И… прямо в свод. Башкой. Телом махтунга. Давя и плюща шкуру.

Удар выходит мощным. Чудо, что пещера не обваливается. Кассец шатается, трясет головой. Досталось ему неслабо. А вот шкура продолжает служить намордником. Крепкая она. Но будь северный махтунг жив, сдох бы.

А мой Ктулху не дурак. Быть расплющенным ему совершенно не хотелось. Потому он вовремя покинул тело махтунга и перед столкновением успел переместиться на шею зверюге. И пока та пытается прийти в себя от удара по голове, краказю вовсю шерстит своими щупальцами, стараясь взять монстра под контроль.

Любому становится понятно, что здоровому и опасному существу такое положение вещей совершенно не нравится.

— Отбегаем дальше! — кричу остальным, когда вижу, что кассец, начинает отходить от удара.

Мы, на всякий случай, прячемся за ближайшими крупными валунами. Зверюга в этот момент беснуется и бьется о стены пещеры. Вылетает из нее и врезается башкой в скальное образование, за которым спрятался Закко. Полудроу аж подпрыгивает от удара.

— Давай, Ктулху, ты справишься! — подбадриваю питомца.

Чем привлекаю внимание зверюги. Та уже словно пьяная, еще бы, так башкой о стены биться, устремляется в мою сторону. И втыкается лбом в камень, за которым прячусь я.

Рога на переносице, воткнувшись в камень, делают в нем трещину. Словно удар колуна по полену.

Страшно, сука.

Но обходится.

Кеша, что до этого прикрыл глаза от страха, выдает:

— Сссаллага и сслаббак!

Но кассец лютый высокогорный как-то слабо реагирует на новый раздражитель. Он шатается. Лапы с трудом держат тело. В итоге, потупив на одном месте с минуту, валится в снег.

— Все что-ли? — выглядывает из-за камня Закко.

— Все, — пожимаю плечами.

Правда, Ктулху на мои команды пока не реагирует. Видимо, все еще занят захватом и подключением к нервной системе монстра, подчинением ее себе. Даже не верится, что краказю смог это сделать с существом тридцать восьмого уровня. Растет малыш.

— А твой щупальцеобразный питомец не мог то же самое сделать с троллем? — спрашивает Закко. — Без стольких проблем бы обошлись. Вообще, к тем летающим зубастым шкурам даже не сунулись бы.

— И сожрало бы Ктулху вместе с троллем огромное невиданное нечто, — замечаю я. — Помнишь, что от того только ступня осталась?

Ждать моего питомца пришлось примерно минут пятнадцать. Остается укрыться в пещере от возможной атаки с воздуха. Мало ли, кто там может пролететь. Мы даже умудряемся затащить тушу зверюги под свод. Благо, силой не обделены. Буги уж точно. А по снежку скользить, не по земле волочить.

И вот кассец лютый высокогорный 38 уровня, украсившийся множеством щупалец, напоминающих львиную гриву, поднимается на ноги.

— Опасная и страшная зверюга, — заключает Буги.

— Интересненько, — выдает Лиси.

— А на нем можно покататься? — интересуется Леха.

— Хех, — усмехаюсь я. — Вот и транспортом горнопроходческим обзавелись.

Глава 44(1). В этой дуре много дури

Запрыгиваю на спину здоровой животины, которую захватил Ктулху.

— Ну, можно сказать, Феррари, — заключаю я, одобрительно, хлопая по крупу. И осматриваю местность. — Высоко сижу, далеко гляжу…

В местности ничего не меняется. Снег, лед, камень и высоченная вершина, теряющаяся в облаках.

— Феррари? — переспрашивает Закко.

— Можно и Бугатти назвать, — хмыкаю я.

— О! — удивленно и восторженно реагирует Буги, — Прямо, как меня!

— Что тебя? — спрашивает Писс-Дум.

— Так, меня же зовут Бугатти, — продолжает улыбаться здоровяк.

Я аж слюной поперхнулся.

— Э… Это как? — уточняю я.

— Ну, у нас в семье традиция такая, — принимается объяснять наш крупный товарищ. — Имена всем дед придумывает. Когда я родился, он решил, что я вырасту красивым и сильным. Так и вышло!

Здоровяк стоит и, довольный собой, лыбится.

— А причем тут Бугатти? — не понимаю я.

— Так дед решил, что имя Бугатти мне подходит, — разъясняет Буги.

— Ну, ты же Буги? — тоже ничего не понимает Закко.

— Так бабка моя, — принимается дальше рассказывать здоровяк, — ну, я рассказывал, троллиха она, сказала, что Бугатти слишком вкусное название для такого аппетитного карапуза. Потому дед и сократил имя. На всякий случай.

— Ну и семейка у вас, — заключаю.

— Ага, — все еще самодовольно лыбится Буги. — Хорошая у нас семья.

— Не знаю, что значат эти непонятные имена, — задумчиво выдает Гон-Донн, разглядывая меня и то, чем стал Ктулху, — но смотрю я на этого монстра, смотрю… И складывается впечатление, что Тур в свое время где-то тут сходил на сторону от своей буренки.